Аудиенция у императора, на которой присутствовал и канцлер, началась с того, что его величество поздравил Степана Осиповича с присвоением ему звания адмирала, то есть без приставок «вице» и «контр», и сообщил о назначении на должность начальника создаваемого Оперативно-тактического управления Императорского флота.
— Все материалы по новейшим видам вооружения вам предоставит канцлер, — продолжал Георгий Первый, — и, кроме того, вам дается карт-бланш на привлечение нужных офицеров, как с действующего флота, так и из Трех Жо… извините, Степан Осипович, из Адмиралтейства. Постоянно общаясь с Георгием Андреевичем, нетрудно и вовсе русский язык забыть.
— Да с каких же это пор «адмиралтейство» стало русским словом? — возмутился Найденов. — Типичная иноземщина, а вот то, на чем ваше величество запнулись, как раз и есть наше исконное. И, раз уж мне пришлось вмешаться, позвольте еще раз напомнить про режим секретности. Твой, Осипыч, первый заместитель будет как раз по этой части, я его тебе предоставлю.
— Кто бы сомневался, — махнул рукой Макаров, — причем ты ведь наверняка не одного предоставишь, а с целой сворой.
— Главной задачей нового управления, — продолжил Георгий Первый, — будет разработка теории применения новых вооружений флота. И ее практическая проверка, поначалу на учениях, ибо в силу резко возросшей дальности нового оружия все старые тактические схемы стали непригодными. Основная ударная сила нового флота — авианосцы и ракетные крейсера. Радиус действия самолета-истребителя, с учетом времени над целью, составляет примерно двести пятьдесят километров, торпедоносца — столько же. Бомбардировщик имеет радиус в пятьсот километров. Высотный разведчик, неуязвимый ни для зениток, ни для истребителей противника — полторы тысячи. Радиоуправляемые крылатые ракеты летят на семьдесят километров. Каждое из этих вооружений имеет свои ограничения по погоде. И, наконец, что авианосец, что ракетный крейсер — корабли быстроходные, но практически не бронированные. Вот исходя из этого, вам и надлежит разработать тактику действия новых подразделений нашего флота. Причем для разных условий. Одно дело, когда у противника ничего такого нет. Если у него есть авианосец, пусть и с самолетами хуже наших, это будет уже совсем другая ситуация. И, наконец, надо иметь наработки и на тот случай, если противник вдруг станет обладать оружием, которое не хуже, а в чем-то даже и лучше нашего.
И вот уже пошел третий год, как Макаров руководил новым управлением. Делал он это в полном соответствии со своей любимой присказкой «моряк в море дома, а на земле в гостях», благо здоровье это теперь вполне позволяло. Он не пропустил ни одного крупного учения, участвовал в переходе дивизиона подводных лодок на Канары, прошел ускоренный курс оператора управления крылатыми ракетами. С его подачи были отработаны методы постановки заградительного огня не только универсальным, но и главным калибром. Причем за процессом он наблюдал не только с атакуемых кораблей, но и из кабины воздушного стрелка торпедоносца. Перед самой войной он на «Страхухоли» слетал в Шотландию, к Оркнейским островам, где осмотрел Скапа-Флоу, главную базу английского флота. Но, отлично понимая всю важность своей деятельности на данном посту, в преддверии войны адмирал решил все-таки попроситься на командную должность, однако, прежде чем писать рапорт, просто заехал к Найденову.
— Обедать где будем? — встретил его канцлер. — Если не утерпишь и начнешь говорить о делах, то я сейчас распоряжусь, чтобы еду тащили сюда. А если все же вспомнишь рекомендации Боткина не совмещать прием пищи с решением мировых проблем, то двигаем в столовую.
Макаров выбрал столовую и с немалым удивлением услышал от канцлера:
— Брысь из кабинета, зараза! Да это я не тебе, а Светлой. Брысь, пока швабру не взял!
Из-под дивана выскочила крупная серо-полосатая кошка и опрометью сиганула в открытую дверь.
— Теперь пошли, — закрыл дверь на ключ Найденов, — а то ведь, бывало…
По дороге Макаров спросил, что это за стихи появились на стене ТЭЦ, ранее украшенной физическим формулами.
— Да заехал я как-то к вам с Григоровичем пообщаться, — пояснил Георгий Андреевич, — а он у его величества задержался. Ну, я и скрасил процесс ожидания уточнением общеобразовательного уровня сотрудников вашей почтенной конторы. Что они законы Кирхгофа не знают, я еще не очень удивился. То, что только один смог сформулировать закон Ома для полной цепи, я тоже стерпел. Но когда услышал, что некоторые и в законе Архимеда плавают, при том, что его формула торчит прямо напротив их окна, то понял — тут надо что-то делать. Ну и велел приписать к формуле ее словесное описание, а чтоб лучше запоминалось — в стихах.
Действительно, надпись на стене гласила:
Тело, впёрнутое в воду
Выпирает на свободу
Силой выпертой воды
Телом, впёрнутым туды.
— Вот вернешься к себе, — усмехнулся Найденов, — и можешь проверить, что твои сотрудники лучше запомнили — формулу или эту формулировку.
После обеда Макаров рассказал о своем желании подать рапорт.
— Да, обсуждали мы с его величеством такую возможность, — кивнул канцлер, — и вот к какому выводу пришли. Если бы наш флот был основной морской силой будущей войны, то командовал бы им ты. А немцы бы находились у тебя в оперативном подчинении. Но, по крайней мере количественно, их флот заметно больше, так что дело будет обстоять наоборот. Вариант, когда каждый действует сам по себе, еще хуже. Есть, правда, у меня сомнения, что Шеер нормально справится с командованием… Но небольшие, все-таки умный и опытный мужик. Однако есть. И тут вот какая тонкость — если поначалу ты будешь в его подчинении, то твое превращение в начальника будет воспринято как дополнительное унижение. Флотские — они вообще какие-то больно нежные душой, особенно у немцев. А вот если новый командующий, хоть и русский, но придет со стороны — это уже другое дело. Так что хотелось бы нам приберечь тебя как резерв именно на этот случай… Вот такие дела, Степан Осипович.